Поле битвы после победы принадлежит мародерам
ЭДВАРД РАДЗИНСКИЙ
Поле битвы после победы принадлежит мародерам
«Спортивные сцены 1981 года» («Лав стори»)
«Спортивные сцены 1991 года («До чего довели страну, сволочи»)
«Спортивные сцены 2001 года» («А голые будут?»)
О спектакле
«Если вы можете в процессе бега спокойно разговаривать с партнером, значит бег протекает в нормальном аэробном режиме дыхания.
Именно такой бег вам нужен».

Советы начинающему бегуну трусцой

Эдвард Радзинский — современный классик (это — абсолютно серьезно). И иначе, как «причуда гения», его пьесу назвать нельзя: эдакая пробежка по характерам, по эпохам (в спектакле разыгрывается три времени: 1981, 1991, 2001 годы). Пьесы, собственно, и нет. Есть некие намеки, анекдоты, а также почти забытая в современном театре публицистичность и острота. К счастью, эта пьеса-пробежка попала в талантливые руки режиссера Андрея Житинкина, и он начал ее всячески высвечивать собственными придумками: на сцену выезжает настоящая машина, опускается некое подобие дирижабля и так далее, и прочее, и прочее. Действие в пьесе почти отсутствует, но всё это преодолевается режиссерской фантазией, а также умение Житинкина работать с актерами.
  • Постановочная труппа
    • Постановка и режиссура — Андрей Житинкин
    • Сценография и костюмы — Андрей Шаров
    • Композитор — Александр Чевский
    • Художник — Константин Розанов
    • Художник по свету — Александр Борисов
    • Помощник режиссера — Наталья Корнева
  • Действующие лица и исполнители
    Бегают:
    • Михалева — Людмила Гурченко
    • Михалев — Александр Ширвиндт
    • Катя — Алена Яковлева
    • Сережа — Андрей Барило / Михаил Дорожкин
    • Цукерман — Михаил Державин / Алексей Колган

    Бегуны в «Адидасе»:
    • Впоследствии президент и вице-президент фирмы, впоследствии Первый и Второй вице-премьеры: Виталий Безруков, Юрий Воробьев, Борис Тенин, Михаил Владимиров
  • Эдвард Радзинский: «Гурченко во время репетиций было очень трудно. Гигантское количество текста… Как не смешно, это была первая ее большая роль в театре. Она там вымарала жуткое количество слов, пользуясь тем, что я туда не ходил. И по мере игры она стала восстанавливать. Она восстановила практически весь текст. То есть восстановил зритель».
  • Валентина Львова, Комсомольская правда, 4 апреля 1995: «Первая часть „Поля битвы“ некогда существовала в качестве отдельной пьесы и называлась „Спортивными сценами 1981 года“. Теперь Эдвард Радзинский дописал еще пару „спортивных сцен“ — 1981-го и 2001-го. Место действия — озелененная полянка в пределах Москвы. Герои — две супружеские пары, бегающие от инфаркта четверговыми вечерами. В процессе бега пары перемещаются, переругиваются, страдают, обвиняют друг друга в своих страданиях и к концу первого акта доходят до шаткого и условного перемирия».
  • Андрей Житинкин, Деловой мир, 8 апреля 1995: «Если спектакль получился, а я думаю, он получился, то не в малой степени потому, что зрители в его героях узнали себя».
  • Лариса Юсипова, Коммерсантъ-DAILY, 1 марта 1995: «Обе части коротки (что, конечно, во благо), и в обеих собран весь лексический и идейный мусор, все словесные и социальные штампы, которые упорно пытаются выдать себя за образ нового времени: от (…) объединения педерастов, до „хотели, как лучше, получилось, как всегда“. От превращения героя Ширвиндта в графа Михалева с ударением на „а“ до распевания девицами из группы „Эрос-Лимитед“ куплетов на слова „Повести временных лет“ (воспроизведенные, впрочем, с ошибками). От „кунцевских“ сепаратистов и „лианозовских бандформирований“ до появления отлично говорящего по-русски американского проповедника Цукермана. Обращаясь прямо к залу, последний произносит проповедь, которая хотя и стала, наверное, выстраданным Словом драматурга, но являет собой идеальное общее место и проходит мимо даже благожелательно настроенной публики, с нетерпением ожидавшей выхода (…) Михаила Державина».
  • Людмила Гурченко, «Люся, стоп!»: «В девяносто пятом году пригласил меня в Театр сатиры Шура Ширвиндт подыграть ему в его театральном бенефисе. Согласилась сразу. Пьеса Эдварда Радзинского „Поле битвы после победы принадлежит мародерам“. Пьеса не новая. Она прошла по театрам под названием „Спортивные игры восемьдесят первого года“. В то время я ее не видела, но шум вокруг был большой. Радзинский для Шуры дописал два небольших акта. Таким образом, получилась пьеса о восьмидесятых, девяностых и сегодняшнем, 2000-м, временах. Пьеса идет уже пять сезонов с неизменным успехом. Автор фантастически предугадал события будущих лет. И каждый спектакль, когда Шура Ширвиндт говорит: „Потревожьте их, только точечно, чтобы мирное население не пострадало“ — в зале замечательная реакция, что бы в это время за окном ни происходило. В пьесе семейная жизнь, вывернутая наизнанку, находит нового и нового зрителя. Иногда, когда в конце спектакля мы выходим на поклоны, — в зале одна молодежь.

    — Ну, Шура, потрясающе Радзинский угадал, ну просто ах!

    — Ну — гений, что ты хочешь…

    Не просто мне было прийти в Театр сатиры, куда меня не приняли когда-то в конце шестидесятых. Но я так обожала Шуру. И я пошла к нему в спектакль безоговорочно. К сожалению, не научилась так: „Подумаю, дам ответ через неделю, ах, да-да-да, любопытно, но…“ Я сразу говорю: да или нет. Даже неинтересно. Но тогда бы это была не я. Сразу взялась за работу. Репетировал режиссер Андрей Житинкин. На эту работу почему-то никто из режиссеров не отваживался. А Житинкин сказал, — да, это интересно. И выиграл. Роль у меня, как, впрочем, и всегда, непростая. Простые мне не предлагают. Пьющая, эксцентричная особа с богатыми именитыми „предками“, то есть из „золотой“ молодежи шестидесятых. Вышла замуж за человека не своего круга назло родителям и из-за его безумной любви. А любила всю жизнь другого.

    Эти невозможные выяснения и выносы на поверхность семейных тайн идут в такой тишине зала… Мне кажется, что каждый человек в зале пропускает все через себя. Но Радзинский потому и грандиозен, что вдруг, неожиданным поворотом, репликой, заставляет зал выйти из тишины и взорваться смехом и аплодисментами. Пьеса, в которой нет ничего о любви героев сегодня. Есть только вчерашние ее сполохи, воспоминания. Мы же играем как спектакль о странной всесильной „любви всегда“. И в этом заслуга режиссера. Он находил любовь там, где ею, казалось бы, даже не пахнет.

    Ну, а так, если по-человечески, то не думаю, что мое появление в этом театре было кому-то по душе. Есть такие детали, о которых и не расскажешь. Просто это театр. И этим все сказано. Пришла. Отыграла. И до свидания. До следующего раза. Если он будет. В театре всякое бывает. Несмотря на то что „Поле битвы…“ всегда имеет успех и всегда собирает полный зал, мы его не часто играем. По некоторым моментам в течение этих пяти сезонов, конечно, мне нужно было бы собрать манатки и хлопнуть дверью. Но я этого делать не буду».
  • А. Изергина, Столичная афиша 1–7 апреля 1995: «На сцене „золотая молодежь“ двух поколений. Жуликоватая — Михалев (А. Ширвиндт), циничная — Михалева (Л. Гурченко), вырождающаяся — Сережа (М. Дорожкин) и зарождающаяся — жена Сережи Катя (Е. Яковлева).

    Первое действие разворачивается в традиционном психологическом стиле: немолодой дядя устало-привычно увлекается молодой симпатичной девушкой, муж девушки бьется в истериках, жена дяди, несмотря на свой цинизм, страдает (так ей и надо — сама в свое время еще как изменяла!) и начинает испытывать к юному рогоносцу материнские чувства.

    …. Здесь царствует Александр Ширвиндт. Собранный и подтянутый, его герой силен внутренней убежденностью мировоззрения „хозяина жизни“. Очень динамичен и выразителен дуэт Елена Яковлева- Михаил Дорожкин. И, конечно, нельзя не сказать, что присутствие на сцене Людмилы Гурченко — это событие. (…) Характер ее героини неоднозначен, она интересна и эффектно-раскована.

    Последующее развитие сюжета во втором действии совершенно неожиданно переходит в полуфантастический фарс с отделившейся Московией и независимыми близлежащими районами. На сцене появляется (какой там джип!) ракета, которая теперь служит средством передвижения для господина МихалЁва, ставшего графом МихАлевым. В общем, победа демократии состоялась и мародеры делят добычу. Концовка вполне реальная, хотя и не очень оптимистичная».
  • Юрий Фридштейн, Судьбой дарованные встречи: «Его (Ширвиндта) герой — это тот случай, когда жертва и палач соединяются в одном лице, и он растаптывает с таким наслаждением чужие судьбы потому, что еще вчера столь же жестоко была растоптана его собственная жизнь, и честь, и достоинство, которые у него были, — а ему, молодому, объяснили, что для того, чтобы „взлететь“, обо всем этом надо забыть и по возможности навсегда. И он подчинился, но забыть навсегда все же не сумел, и иногда, очень редко, воспоминания о себе прежнем всплывают в его памяти, в его сознании. Потому что рядом находится — Она. Женщина, которую он любил когда-то и любит сейчас. В отношениях супругов Михалевых так много перепутано, переплетено: любовь и ненависть, и тысяча взаимных обид и обвинений, и неоплаченные друг к другу взаимные счета и потрясения до самого нутра, знание друг друга, всей подноготной, всего тайного, всего самого постыдного (и самого святого тоже). Людмила Гурченко в роли Инны одновременно и чарующе обворожительно, и беспредельно жалка. ТО ли девочка, то ли старуха, то ли вообще существо без возраста: может, двадцать пять, а, может, и все шестьдесят… Иногда нестерпимо циничная и вульгарная, а в какие-то моменты пронзительно-исповедальная, комична до пародии, до шаржа –вдруг, неожиданно, она может приоткрыть такую драму своей героини, такую незаживающую рану, такую — навсегда! — ее униженность, уязвленность, ее оскорбленность жизнью и людьми, что становится просто страшно. А потом снова: смешочки, шуточки, чечеточка, легкость необыкновенная — но нам почему-то уже совсем не смешно, и в легкость эту уже не веришь, и понимаешь вдруг, как трудно — чем дальше, тем больше — этой немолодой женщине носить — да, тоже маску, маску стареющей Коломбины, за которой скрывается такая боль…»
  • А. Минкин, Московская правда. 20 января 1998: «И вот с помощью ее героини мы, переосмысливая Достоевского, познаем, что „Поле битвы“ между добром и злом, Богом и Сатаной проходит через души и сердца человеческие. Только зачастую это поле достается мародерам. В частности, история любви и жизни наших героев, присыпанная бесчисленными поверхностными анекдотами, пролегает сквозь столь же бесчисленные, но более глубинные обоюдные измены.

    … Впрочем, героев-то в пьесе по сути нет. Есть персонажи, бойцы сурового жизненного фронта, любой ценой стремящиеся, чтобы их фронт обошелся без выстрелов. А так, увы, не бывает. И компромисс между ложью и истиной, между моим и нашим, атакой и отступлением заключается за счет попрания совестливости».
  • Е. Курбанова, Московская правда, 10 марта 1995: «Поклонники дарования Александра Ширвиндта будут во многом озадачены новыми проявлениями любимого артиста. Он не боится сбросить привычную маску иронично- скучающего мэтра и страстно и жестко вести сложнейшую роль героя, берущего сегодня страшный реванш за все унижения молодости. Его Михалев хитер и коварен, и в то же время безумно обаятелен в своем цинизме и фарисействе.… Ширвиндт не боится быть неприятным и наглым, трусливым и мелким. Его хамелионство имеет явно аллюзивные параллели, но артист уходит от сиюминутного и и заставляет пожалеть о том, что в его творческой биографии не было ни Тартюфа, ни Дон Жуана, ни Казановы.

    В небольшой роли американского проповедника Михаил Державин трогателен и серьезен. Его никто не слышит, он никому не нужен в этой стране, и спектакль благодаря ему набирает еще одну драматическую высоту. „Проповедь“ Державина заставляет замереть бурно хохотавший до этого зрительный зал и задуматься о самом себе».
СМИ о спектакле 

Фотогалерея

Видеогалерея

«Поле битвы после победы принадлежит мародерам»