Провинциальный городок уже знает, что такое «электрификация, радиофикация, телефонифика — дело слабовато: сверху на сей предмет никаких директив, так кто же его знает, какую линию взять на этом фронте. Вот и командируется специальный ходок в Москву, чтобы все высмотрел, разнюхал, записал и вернулся. В результате — десять показательных картин, долженствующих дать наивному провинциалу «полный курс» столичной любви. Увы, несчастный ходок убеждается, что и в столице «насчет любви» не совсем благополучно, и что всюду любовь по- иному «крутят»: в тайном притоне, скрывающемуся днем под вывеской столовой Нарпита — одно дело, в секретарской завов — другое, в домах отдыха — третье.

Пьеса написана в форме веселой жизнерадостной буффонады. Порой, правда, остроты ее заимствованы из ходячих анекдотов, порой ощущается заметный крен в сторону ресторанных традиций, не обходится и без благоглупостей «человека в кожаной куртке», но все это тонет в общих достоинствах пьесы, в целом, безусловно, остроумной и увлекательной.

Наиболее удачны места, пародирующие наше представление о нэпмановских страстях (откровенный намек на «Розиту»), излишества (…) увлечений и в особенности «негритянскую оперетту». Сцена эта проведена Кара-Дмитриевым с совершенно исключительным блеском и темпераментом. Великолепно разоблачается в заключительной сцене истинная природа совбарышень, совдам и совдураков, блаженствующих в домах отдыха.

Постановщики проявили немало изобретательности и выдумки. Не лишенное остроумия целесообразное применение такого кинематографического приема, как изображение прошедших событий, о которых повествует один из героев.

«Насчет любви» является, на наш взгляд, безусловно, одним из лучших спектаклей в Театре сатиры.

Як. Эдельман, Комсомольская правда, 25.05.1926 г.